Андреевское братство [= Право на смерть] - Василий Звягинцев

Не отвечая на мое предложение и будто забыв свои прежние слова, она протянула мне сгоревший до мундштука окурок.

— Брось в форточку. Еще будем?

— Курить?

— Нет…

— А ты хочешь?

— Хочу. Но спать еще больше. Давай утром продолжим…

Мне на первый раз тоже было достаточно, да и завтра день легким быть не обещал. За нашими играми я не обратил внимания, что в городе начали постреливать. Не слишком часто и где-то ближе к окраинам, но хлопали время от времени приглушенные расстоянием винтовочные выстрелы.

Людмила отвернулась лицом к стене и очень быстро задышала так, как дышат по-настоящему спящие люди.

Я спать (в буквальном смысле этого слова) в одной постели с женщинами с юности не выносил. Поэтому, стараясь не задеть случайную любовницу, тихо поднялся, собрал с пола свое имущество, с подоконника прихватил пистолет и выскользнул в потайную, с этой стороны оклеенную обоями и лишенную ручки дверь.

В собственном помещении почувствовал себя гораздо свободнее.

Неплохо б кофейку выпить, да и рюмку коньяка, но от самовара добрейшей хозяйки я самонадеянно отказался, а тащиться по длинному коридору к общему титану не хотелось. Проще обойтись. Я открыл пошире форточку, погасил свет, закурил и попытался разобраться в обстановке. Все неожиданно и резко усложнилось. К тому, что начало происходить, я совершенно не готовился. И спрогнозировать день завтрашний не мог. Надежда лишь на то, что мне опять подскажут и помогут. Но как же вышло все-таки, что приключение, начавшееся два с лишним месяца назад на станции московского эмбуса, привело меня пока что в постель чужой и не внушающей доверия женщины, за окном комнаты которой — зловеще-мрачная карикатура на мой любимый город.

А ведь еще недавно воображалась мне совсем другая жизнь… Когда вот так же, глядя в темный потолок, я лежал в своей каютке на крейсере-разведчике «Рюрик» и предвкушал свидание с Землей и с Аллой.

Или когда на три недели позже проснулся среди ночи…

Глава 3

«…Итак, на чем же мы остановились?» — подумал я, вставая. В комнате было темно, только слабый свет луны, то и дело скрываемой рваными, летящими по черному небу облаками, позволял сориентироваться и найти окно. Мой совмещенный с общепланетным информационным полем интерком бездействовал уже три дня. Узнать ни московское, ни здешнее поясное время я не мог. Сам по себе ничтожный, этот факт вновь кольнул сердце запоздалой болью. А уж пора было и привыкнуть. Правда, хотя и испытал я в жизни многое, особенно за последний месяц, в такие ситуации мне, старому космическому и газетному волку, попадать еще не доводилось. Время все-таки в человеческом сознании занимает несколько особое место. С пространством любой протяженности и как угодно искривленным дело иметь психологически проще.

Я нащупал непривычно устроенную защелку балконной двери, вышел на прикрытую сверху крутыми скатами крыши небольшую лоджию. Поежился от порывов холодного океанского бриза. Здешний октябрь — это весна, примерно наш апрель, причем не слишком теплый. Шальные ветры набирают разгон прямо с края ледникового щита Антарктиды и, ничем не сдерживаемые, обрушиваются на скалистые берега Южного острова. В моей тонкой фланелевой пижаме долго так не постоишь. Но минут десять можно — чтобы слегка продрогнуть и потом вновь нырнуть под теплое одеяло, постараться, чтобы не вернулись вызывающие бессонницу мысли.

Внизу справа, в полусотне метров под обрывистым берегом, маслянисто переливалась и отражала лунный свет черная вода узкого фьорда. А впереди и сзади, и по левую руку смутно угадывались окружающие фьорд и небольшую, почти круглую площадку на берегу высокие иззубренные скалы. Мы вошли сюда вчера под вечер, и я едва успел бегло ознакомиться с топографией этого таинственного места. Последние двое суток перехода выдались нелегкими, Тасманово море сильно штормило, спать можно было лишь условно, урывками по часу-полтора, сменяя друг друга у штурвала «Призрака», да и психологическое мое состояние было не очень радужным. Андрей изъяснялся со мной какими-то недомолвками, тщательно избегая любой конкретности по поводу наших пространственно-временных координат. Надо сказать, что он при этом не забывал извиняться, несколько смущенно улыбаясь. Мол, ему самому не все до конца понятно, а делиться непроверенной информацией и внушать необоснованные надежды — не в его правилах. При этом он вел себя так, будто очень чего-то опасается.

Сразу после боя с катерами мы легли на курс чистый вест и шли им полным ходом не меньше шести часов, потом повернули строго на зюйд. Если принять за исходную позицию точку последней обсервации, мы сейчас должны были по пологой дуге огибать Австралию с севера. Глухой гул работающих на пределе турбин, стеклянно отсвечивающие вывалы воды из-под острого форштевня, кипящая кильватерная струя, бьющий в лицо холодный и соленый ветер сами по себе должны были бы радовать душу, но сейчас только усиливали тревогу.

Я спросил Андрея, надолго ли нам хватит топлива при такой скорости.

— На пару суток хватит. Да и зря тебя это волнует. Лишь бы выскочить, там и без солярки, под парусами дойдем, а нет — так и того не потребуется…

— Ты, кроме катеров, еще чего-то боишься? Чего?

— Совершенно чего угодно. Пикирующих бомбардировщиков «Штукас», подводных лодок, линейных крейсеров типа «Худ» и «Гнейзенау»… Раз тут такие дела пошли.

Ответ прозвучал не слишком внятно, но прояснять мои недоумения Новиков не стал.

Он часто, стоило лишь на минуту приоткрыться небу, брал обсервацию, ловко орудуя массивным секстаном и сверяясь с не менее древним механическим хронометром. После чего долго рылся в толстом своде астрономических таблиц. Настоящий каменный век навигации. Оптимизма это в меня не вселяло. Все остальное время Андрей проводил в рубке, нацепив на голову массивные обрезиненные наушники и вращая верньеры тоже весьма старомодной радиостанции. Вообще складывалось впечатление, что яхта «Призрак» на самом деле была построена и оснащена где-то в первой половине прошлого века, а потом лишь регулярно проходила планово-предупредительные ремонты, в ходе которых на ней добавлялось современное оборудование, но и старое отнюдь не демонтировалось. Для антуража или… На такой вот случай.

Занимаясь своими делами, Андрей предоставил нам с Аллой возможность почти бессменно стоять у штурвала и обмениваться соображениями и домыслами.

Мы шли на юг, погода постепенно налаживалась, океан снова стал приобретать тропическую синеву.

И вот только сегодня, точнее, уже вчера около полудня, Новиков вроде бы завершил свои труды и успокоился наконец. Как пиратский капитан, сбросив с хвоста погоню королевских фрегатов.

— Поздравляю, — сказал он мне, опершись локтями о дубовый планширь мостика, — похоже, мы прорвались.

— Прорвались — через что? — спросил я.

— Ну, как бы тебе это попонятнее объяснить? — снова чуть улыбнулся он. — По-моему, через два или три временных барьера и парочку реальностей. И теперь мы в известном смысле дома.

— Дома — у кого?

— Если угодно — у нас с Ириной. В том месте пресловутого континуума, где мы можем существовать, не опасаясь никаких катаклизмов, за исключением метеорологических и, так сказать, проистекающих от более-менее разумной деятельности конгениальных нам людей. — Сконструировав эту маловразумительную фразу, он извлек из кожаного портсигара свою обычную бледно-оливковую сигару, предложил и мне, но я отказался, неторопливо ее раскурил, после чего сказал нормальным тоном:

— Давай, Игорь, по возможности отложим основательный разговор до берега. Ходовая вахта в приближенных к боевым условиях допускает некоторые приватные беседы, но отнюдь не научные симпозиумы на темы, малопонятные и докладчику, и слушателю. — На чем и закрыл тему. — Пойди вон к локатору и наблюдай, когда откроется берег. Предположительно — через полчаса курсом зюйд-зюйд-ост-тень-зюйд.

Так оно и получилось. На помаргивающем серо-зеленом поле экрана я увидел пересекающую наш курс извилистую белую полосу, а еще через сорок минут ее стало возможно наблюдать и в бинокль.

На расстоянии около пятнадцати миль из моря поднималась мглистая, зубчатая стена, уходящая влево и вправо за горизонт. Материк или очень большой остров, а если мы находимся там, где я предполагал, исходя из собственных догадок и познаний в навигации, то либо Тасмания, либо Новая Зеландия. Второе вероятнее, судя по погоде. Но если нас перебросило в другую точку Земли, это могло быть чем угодно, например Ирландией или районом мыса Горн, — исходя из нашего курса последних дней. Других мест, куда можно прийти с северо-северо-запада и где в это время года дуют такие постоянные и свежие ветры, я представить себе не мог.